8 (937) 511-89-43

79510567198@ya.ru

Кемля, ул. Советская, 37

Мордовия, Ичалковский район

09:00 - 21:00

без выходных

ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО

 Из жизни и творчества прихожан    

Добрый день!

Сергей Першин

Сергей Першин

Меня зовут Сергей Першин, родом я из села Тарханово, сейчас живу и работаю в Саранске. Совершенно случайно «забрел» в сети на сайт Благочиния Ичалковского района и очень порадовался его содержательности, красочному оформлению, а, главное – той созидательной деятельности, которую развернуло местное православное духовенство. Уже с полгода постоянно захожу на «ICHALKIBLAGOVEST.RU», появились даже свои любимые разделы. Для одного из них – «Из жизни и творчества прихожан» – решил подготовить свой небольшой рассказ. Это – повествование о событиях, имевших место в жизни моей прабабки Прасковьи Кирилловны Масленниковой (родившейся в с. Болдасево) почти сто лет тому назад. Обращение к истории семьи открыло для меня много нового, в том числе – позволило понять то, каким был морально-нравственный облик ичалковцев в прошлом, что давала им вера в повседневной бытности. Некоторые, как мне показалось, удивительные факты из прошлого мордовской глубинки я решился представить Вашему вниманию.

Скажу сразу, подготовленный мною рассказ не является документальной повестью. Факты из жизни обычных людей редко когда записываются. Краток человеческий век, поколения за поколениями уходят в мир иной, со временем забываются их дела и поступки. Поэтому, отдельные (возможно, довольно важные) сведения о днях давно минувших безвозвратно уже «канули в лету». Потомки, передававшие из уст в уста семейные предания, что-то могли переиначить на свой лад. Тем не менее, помещенный ниже текст – отнюдь не плод моей фантазии и не выдумка представителей моего рода. По сути своей эта история абсолютно достоверна, описанные в ней события действительно имели место в одном из селений современного Ичалковского района в конце XIX – начале XX в.

ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО

Жила в конце 1800-х гг. в мордовском селе Болдасево обычная семья: мужа звали Кириллом, а жену – Мария, было у них шесть сыновей. Отец семейства с утра до вечера трудился, пытаясь прокормить своих малолетних детей (благо, старший уже к тому времени женился и обзавелся собственным хозяйством), на супруге были все домашние дела. Ничто не предвещало беды, когда пришла пора появиться на свет седьмому ребенку. Но роды по какой-то причине прошли очень тяжело. Едва живая Мария лишь успела посмотреть однажды на своего младенца, поцеловала девочку в лоб и скончалась.

Для Кирилла смерть супруги, конечно же, стала большим потрясением, однако особо удивительного в произошедшем не было: в те времена смерть часто забирала и новорожденных, и их матерей. Гораздо больше отца-одиночку должно быть заботило то, как без жены вести хозяйство и поднимать детей.

Горюй – не горюй, а делать нечего: замотанного в тряпье ребенка Кирилл «определил» на печку и начал хлопотать насчет похорон.

…Последний раз дочь и мать оказались рядом в церкви. После того, как над преждевременно усопшей был совершен обряд отпевания, рядом с гробом поставили купель, в которой окрестили сиротку и нарекли Прасковьей. Как поясняла впоследствии сама Прасковья Кирилловна, в подобных случаях люди надеялись, что Бог сжалиться и приберет никчемную душонку.

О том, что совсем тяжко Кириллу придется без жены с малюткой, было сразу ясно всем – и самому вдовцу, и односельчанам. Ни покормить без матери толком некому, ни помыть лишний раз. По телу девочки, проведшей почти всю свою бытность на печке («в тепле, да и ладно!» – должно быть, так считали мужики) скоро пошли опрелости. Плохими помощниками в уходе за этим вечно пищавшим комочком были малолетние сыновья – сами, вмиг осиротевшие ощутили, что значит остаться без мамки.

В то время, а дело было в 1893 г., в Болдасеве стояло несколько «келей» (так назывались стоявшие на отшибе небольшие избы, служившие приютом для старых дев, вдов и прочих не имевших собственных семейств людей). Одну из келей родственники устроили для Вассы (по-мордовски – Васён). Своих детей у нее не было, поэтому и забот то всего было – помогай родне, благодетелям своим, добывай честным трудом пропитание, да не забывай молиться о спасении души. После того, как Васён стала плохо видеть, а затем и вовсе ослепла, к ней подселилась соседка Евдокия (иначе – Олдай), решившая, что лучше не быть обузой родне, а жить отдельно. Так вдвоем и коротали свой век две немолодые уже женщины.

Прознав о пришедшей в дом Кирилла беде, Васён как-то раз сказала своей сожительнице: – Пропадет ведь малютка! Точно сгинет! Если бы Бог дал мне здоровья и я хоть немного видела бы, то не раздумывая взяла б Прасковью к себе и вырастила!

Удивленная словами Васён, товарка только развела руками: – Куда уж! За самой ухаживаю, как за малым ребенком, а она еще хочет себе сироту взять на иждивение…

Сколько времени прошло после того разговора, неизвестно, но однажды ночью в келье раздался голос: –  Вставай, Олдай, я вижу!

Проснувшаяся соседка поначалу не на шутку встревожилась: – Батюшки! Слепая, да к тому же еще и с ума сошла!

Сидевшая на печи старушка успокоила: – Не сошла я с ума. Да и не слепая я теперь. Тебя хорошо вижу. Смотрю, на улице все луной освещено: и огороды, и деревья, и дома вдалеке.

Все еще не верившая, что остававшийся долгие годы совершенно незрячим человек вдруг благодаря какому-то чуду сможет снова видеть, старка услышала уверенные слова своей сожительницы, развеявшие все сомнения: – Слава Богу! Это мне Господь зрение вернул! Слушай, Олдай: я разожгу лампаду перед иконами, а ты беги, зови всех – пусть приходят, будем молиться!

Несмотря на ночное время, келья вскорости наполнилась людьми. Пришедшие соседи и сродственники сочли произошедшее настоящим чудом, долго молились все вместе в тесной каморке. Васён до самого рассвета простояла под иконами на коленях, горячо благодаря Всевышнего.

Даже столетие спустя, можно предположить, что искренность ее чувств и радость были связаны не столько с выздоровлением, так как Васён в то время уже была женщиной в возрасте и смирилась со своим недугом, сколько с укреплением веры, приобщением к божественной воле.

Весть об исцелении скоро облетела все село. Васён же, ставшая в одночасье живым доказательством божественной воли, после произошедшего еще больше проводила время в молитвах и за чтением псалмов. Прозрев, конечно же не могла забыть о данном ею обете – пошла к Кириллу и сказала, что может забрать его дочь-малютку на воспитание.

… Путь к монашеской келье показался вдовцу мучительно долгим. Можно только догадываться, о чем успел он подумать, прежде чем засунуть младенца за пазуху тулупа и отнести чужим людям! Последние метры по заснеженной тропинке Кирилл прополз на коленях. Плача, передал дорогую, но ставшую из-за жизненных обстоятельств непосильной для него ношу Васён и вышел вон из избы…

О старках, к которым попала Прасковья, следует сказать особо.

Старых дев Васён и Олдай болдасевцы знали как искренне верующих людей, даже называли меж собой монашками. Хотя ни к какой обители они, конечно же, отношения не имели – просто устроили в маленькой келье свой «монастырь»: стремились жить в соответствии с Законом Божьим, отрешиться от мирской суеты и помогать людям. В отличие от занятых тяжким крестьянским трудом и повседневными заботами односельчан они находили возможность совершать паломничества по святым местам, вроде бы даже побывали в Киево-Печорской лавре.

Судя по рассказам Прасковьи, ее воспитательницы были хорошо знакомы с самим старцем Филаретом. Почтенный богомолец принимал их в своей землянке, что была выкопана на пустынном берегу реки Алатырь; приходил даже как-то в Болдасево.

Однажды, гласит семейное предание, старые девы решили навестить своего духовного наставника. Но в тот раз уединение Филарета, как выяснилось, нарушили напрасно: почтенный не пожелал вести с ними долгие беседы, а, к удивлению пришедших, можно сказать, отправил болдасевских мордовок восвояси (сказал лишь: – Немного подзакусите и ступайте быстрее домой!).

Они вначале очень удивились такому отношению, пытаясь припомнить те грехи, из-за которых столь уважаемый человек не счел возможным даже поговорить с ними. Все разъяснилось только когда они в конце обратной дороги увидели клубы дыма и языки пламени над Болдасевом. Оказалось, горела именно их улица. Филарет, предчувствуя беду, хотел помочь людям.

Что касается Прасковьи, то жизнь ее с того времени стала понемногу налаживаться. Благодаря радению монашек, младенца удалось не только выходить и вырастить, но и воспитать должным образом. С малых лет Прасковья овладела грамотой, чему способствовало в первую очередь, конечно, то, что ее кормилицы сызмальства приобщали к духовной литературе; затем пошла в церковно-приходскую школу и стала одной из лучших учениц. Прасковья гордилась тем, что за успехи в учебе ей священнослужитель вручил платок, расшитый золотом. Какое уж там было «золото», можно только догадываться. Люди тогда жили, мягко говоря, очень скромно, нередко терпели нужду, потому любая малость могла показаться настоящим сокровищем.

В избенке старок Прасковья (кстати, мордва обычно переиначивала это имя на свой лад – Поля) прожила 16 лет, до своего замужества. В дом своего отца, Кирилла, она больше уже не вернулась, почитая за ближайшую родню приютивших ее старушек. Несколько поколений болдасевцев, вспоминая об удивительных случаях из жизни односельчанки, называли ее не иначе как «Келеянь Полька».

Записано со слов внучки Прасковьи Кирилловны Масленниковой – Валентины Николаевны Першиной 25 декабря 2010 г.

П.К. Масленникова и В. Н. Першина

П.К. Масленникова и В. Н. Першина